Он еще был очень слаб, но понемногу силы возвращались. Теперь стало ясно, что он будет жить – вернее, то, что от него осталось. В этом врачи были уверены. Он никогда больше не сможет ходить, но шевелиться будет. Он сможет говорить. И думать. Но только как ребенок. Несколько недель комы вернули его в сладостные, милые времена детства и навсегда оставили там. Он снова стал маленьким мальчишкой. Он ничего не помнил о содеянном, но узнавал Кейт. Он плакал у нее на груди, а она нежно гладила его исхудавшее тело. Он четко сознавал только одно – что он принадлежит ей. Но не знал, каким образом. Иногда он считал ее своей матерью, иногда другом. Он называл ее Кэти. Больше он не звал ее Принцессой... Кэти... Вот кем она теперь стала..

– Ты не бросишь меня?

Она печально покачала головой:

– Нет, Том.

– Никогда?

– Никогда! Я тебя слишком сильно люблю. – Ее глаза снова наполнились слезами, но она заставила себя мыслить трезво. Она не должна позволять себе все время думать о том, что с ним случилось. Это ее убьет. И она не должна все время плакать. Это убьет его, а она не могла такого позволить.

– Я тоже тебя люблю. Ты хорошенькая. – Он посмотрел на нее ясными, лучистыми глазами семилетнего мальчика на измученном, усталом и небритом лице тяжелобольного мужчины.

Через несколько недель он поправился, стал лучше выглядеть. Странно было видеть перед собой эрзац Тома. Казалось, тот Том умер, а вместо себя прислал ребенка, внешне похожего на него. Тома Харпера больше не было.

Через три месяца после того, что Кейт и Фелиция между собой называли «несчастным случаем», Тома перевели в санаторий в Кармеле. Фотографы облепили машину, в которой его везли. Том хотел помахать им рукой, но Кейт крепко вцепилась в нее. Она к ним привыкла. Некоторых даже узнавала в лицо. Три долгих месяца они донимали ее всякими вопросами, вспышками камер, ползали по крыше их дома, чтобы лучше видеть квартиру. Ее некому было от них защитить. Ни семьи, ни мужа. И они это прекрасно понимали. Даже раскопали историю о том, как ее родители отреклись от нее когда-то из-за Тома. По ночам она плакала, лежа в постели, и молилась, чтобы хоть пресса оставила ее в покое. Но не тут-то было. До самого перевода Тома в Кармел. После этого их как ветром сдуло по мановению волшебной палочки. Словно ни Тома, ни его жены Кейт никогда не существовало на свете. Магический круг замкнулся. Наконец.

Вслед за Томом Кейт покинула Сан-Франциско. Фелиция по объявлению нашла ей отличное жилье. Владелец его жил на Востоке; у него умерла мать, оставив этот дом, однако он не захотел в нем жить, но и продавать не собирался. Когда он в один прекрасный день уйдет на пенсию, он переедет сюда, а пока Кейт нашла тут убежище, затерявшееся в горах к северу от Санта-Барбары. Дом находился в трех часах езды от санатория Тома в Кармеле, и Фелиция считала, что Кейт вернется в Сан-Франциско, как только улягутся страсти и родится ребенок. Это был чудный дом, окруженный полями и лесами с маленьким ручейком как раз под горой, на которой он и стоял. Замечательное место, чтобы отдохнуть и прийти в себя. Как бы было прекрасно поселиться вместе с Томом. Кейт облегченно вздохнула.

Через четыре месяца она привыкла: это уже был ее дом. Она просыпалась на заре, когда ребенок в животе начинал колотиться и переворачиваться, требуя для себя больше места. Она тихо лежала, прислушиваясь к его толчкам внутри себя и размышляя, что она ему скажет, когда он подрастет. Она подумывала, не сменить ли ей имя, но решила пока не делать этого. Она Кейт Харпер. И никем другим быть не хочет. Носить имя своего отца она больше не желала. И ребенок тоже будет Харпер. Том больше не замечал ее растущего живота или просто не придавал этому значения. Дети всегда ведут себя так, как будто ничего не изменилось, напоминала себе Кейт. Ничего и не изменилось.

Она продолжала его навещать, но несколько реже, чем первое время. Теперь это происходило два раза в неделю. Она не оставит его никогда, пока он будет жив. Несомненно. Она приняла жизнь такой, какой она для нее теперь стала. Она понимала, что Том навсегда останется ребенком. Пока однажды тихо не скончается. Неизвестно когда. Врачи сказали, что он может прожить до глубокой старости. А может, это случится в ближайшие годы. Тело Тома просто угаснет. Кейт будет всегда его любить и не оставит до самого конца. Он все-таки походил на того Тома, его глаза излучали тот же магический свет. Она притворялась, что... Но это была тщетная игра. Теперь он был для нее тем же, чем она когда-то для него. Больше она уже не плакала.

Кейт поднялась с постели после звонка Фелиции, открыла настежь окно и глубоко вдохнула свежий летний воздух. Она улыбалась про себя. В саду распустились новые цветы. Надо ему нарвать. Она все еще его любит. Она всегда будет любить его. Ничто не в силах изменить этого.

Стрелки часов показывали шесть двадцать пять. Ей надо выехать не позже чем через полчаса, если она хочет добраться к десяти. Дорога адская, но она должна. Кейт Харпер больше не ребенок. Когда она сбрасывала ночную рубашку и лезла под душ, в ее животе шевельнулось дитя. Предстоял долгий день.

Глава 2

Кейт переключила скорость своего темно-синего фургона и свернула с проселочной дороги на шоссе. «Мерседеса», который ей подарил Том, у нее теперь не было. Да он ей и не нужен. Эта машина больше соответствовала ее теперешней жизни. Дорогу кругом обступали горы, тянувшиеся до самого горизонта. Они все еще оставались зелеными, несмотря на конец лета, хотя иногда ее взгляд выхватывал коричневые пятна. Лето выдалось дождливым, что сохраняло растения от преждевременной гибели.

Вид гор завораживал, затаив дыхание она любовалась холмами, поросшими деревьями и дикими цветами."Сказочное зрелище. Как хорошо будет здесь ребенку. Он вырастет здоровым среди такой красоты, будет играть с детьми с соседнего ранчо. Будет подвижным и свободным. Не таким закомплексованным, как его родители, или измученным, как Том. Он будет бегать босиком по лужайке перед домом или плескаться в ручье. Она устроит ему качели, купит животных, а в один прекрасный день, может быть, и лошадь. Так сделал бы Том для своего сына.

А если будет девочка, все равно. Когда она подрастет, сможет выбрать для себя другой образ жизни, другой город, но Кейт туда не вернется. Пусть ее забудут. Они не достанут ее больше. Ни пресса, ни родители. Никто. Теперь это ее дом. Она приспособилась к этому месту, нашла в нем роль и для себя. Вдова Тома Харпера. Это звучало, как в плохом вестерне, и вызывало у нее смех.

Она включила радио и закурила. Утро было роскошное. Она чувствовала себя на редкость хорошо. Беременность оказалась не такой тяжелой, как она ожидала, но голову переполняли разные заботы, свалившиеся на нее со всеми этими переменами в жизни. Было не до сердцебиений или болей в ногах. Но они сегодня ее, на удивление, не донимали. Может быть, жизнь в деревне была легкой. И была бы еще легче, если бы не многочасовые поездки к Тому. И настроение после них.

Лирические песни по радио сменялись рок-н-роллами, те, в свою очередь, – получасовыми новостями. Стояло лето. Все в отпуске, все путешествуют, ездят по гостям, валяются на пляжах. Теперь она была так далека от всего этого. Жизнь Кейт состояла из посещений Тома и дороги туда и обратно. Иногда она заходила в детскую и, качаясь в кресле, представляла, как держит на руках малютку. Как это все будет? Трудно было представить себя мамой, несмотря на то, что ребенок все время требовательно напоминал о себе. Это было уже знакомое ощущение, а вот увидеть его... взять на руки... Интересно, будет ли он похож на Тома. Ей так этого хотелось! Она назовет его Тайгом, если родится мальчик, и Блэр, если девочка. Ей хотелось, чтобы имя было красивым и вместе с тем необыкновенным. Том бы... Легкий вздох вырвался из ее груди; она выбросила сигарету и включила радио погромче. Хватит с нее этих мыслей. Кейт опустила стекло, и утренний ветер начал трепать ее волосы. Она не стала сегодня заплетать косы. Тому всегда нравились ее распущенные волосы.